Двор в Старомонетном переулке
Бывает, во сне возвращаешься к полузабытым местам и такая печаль тебя охватывает. Нечто подобное чувствовал я, проходя мимо двухэтажного особнячка, притаившегося за высоким забором. Виднелись только две его разновысокие, просевшие жестяные крыши, печная труба да покосившийся чердак. То что особнячок обречён на снос, было очевидно. Однажды я решился и подошёл к глухой калитке в больших воротах, что на углу Старомонетного переулка и Большого Толмачевского. Калитка была заперта и я нажал на звонок. Скрипнул засов, пожилой вахтёр спросил:
— Вам кого?
— Я художник. Мне бы вот тот дом посмотреть.
— Мне не велено пускать посторонних. Это охраняемая территория.
— Как же мне быть? К кому обратиться?
— Идите к начальству — вполне миролюбиво ответил вахтёр. И назвал мне адрес.
На следующий день я прихватил несколько статей о себе и отправился по указанному адресу. За столом в кабинете сидел военный. Подполковник в кителе. Я положил на стол статьи и изложил свою просьбу. Видимо, подполковник впервые столкнулся с подобной просьбой. Статьи он даже не тронул, но кивнул мне, как бы понимания меня, и поднял телефонную трубку.
— Егорыч, тут у меня художник с визитом. Ты пусти его во двор. Пусть рисует там что ему надо.
Воодушевлённый, я пошёл в Старомонетный переулок. Благо тут совсем рядом. Вахтёр Егорыч открыл мне калитку.
— А, это ты. — отозвался он по-свойски — Заходи.
Я вошёл во двор, огляделся и присмотрелся к особнячку. Обшарпанный и облинявший, весь в розовых и сиреневых потёках, выглядел он беспомощно. Было понятно, что дом не раз перекрашивали. Но последний раз очень давно. Рядом в кустах ютились две конуры, из которых тут же выскочили две собачонки и облаяли меня. Некое время спустя они гавкали уже всё реже, смирясь с тем, что я тоже как бы атрибут их двора. А потом и вовсе утихомирились и упрятались по своим конурам.
Егорыч мой этюд одобрил. Особенно ему понравилось, что его вахтёрку я тоже изобразил.