 |
| ||||||||||||||||||||||||
|
|
 |
Галерея с авторскими комментариями художника. Часть 1 ДВОР В ПЕЧАТНИКОВОМ ПЕРЕУЛКЕ
От автора: Навестил я свои прежние места, где будучи лимитой почти 11 лет отработал дворником и в котельной. Здесь я помню каждый двор пошагово. С каждым домом связана своя история. За эти годы я не раз бывал здесь, но с этюдником не так уж и часто. Вот этим двором ходил я сотни раз.
Я определился с местом и установил этюдник. Камешком подчеркнул тень от дома. Это для того, чтобы понять, как движется солнце и где будут тени через час. Через час я закончу подмалёвок и, солнечные пятна и тени будут уже там, где они мне и нужны для дальнейшей работы. И вот тогда я буду работать со светом и его рефлексами. Во время этюда я подключаюсь к энергетике этого места. Я не знаю, как объяснить механизм этого подключения, но он существует. В процессе работы я исключаю лишние случайные подробности и стараюсь подметить знаковые детали. За то время, пока я тружусь над этюдом, во дворе творится своя жизнь. Вот соседки по подъезду встретились у входа. О чём-то пощебетали, посплетничали. Вот девочка на роликах прокатилась туда - сюда. Старик прогуливает свою таксу и раскланивается со встречными. Тут дворник подошёл ко мне со своей метлой. — Посмотреть можно? — спросил он учтиво.
–– Да, пожалуйста. Дворник был киргизом. Я сказал, что читал Чингиза Айтматова. Его раскосые глаза аж засветились. Уж очень ему было приятно, что его знаменитого земляка здесь чтут. Все эти этюдные подробности сохраняются в памяти. И что-то входит в картину прямо там, на месте. Или уже в мастерской.  ДВОР НА БОЛОТНОЙ ПЛОЩАДИ
От автора: Поначалу, я как всегда, выбрал место для этюда. На этой картине оно справа, у арки. Расположился основательно и даже подмалёвок успел набросать. А уж если «вошёл в мотив», то все внешние проявления меня не касаются. Но на сей раз всё оказалось иначе. Неожиданно услышал сильный грохот, и тут же на меня посыпалась пыль и щебёнка. Пока соображал, что происходит, подбежал ко мне человек в строительной каске и сообщил, что дом, у которого я стою, в настоящий момент сносится. И если не желаю быть погребённым под завалами, то лучше перебраться в другое место. Погребённым быть не захотелось, и потому поспешил успеть запечатлеть этот двор с другой точки. И тут же стенобитная техника стала рушить стены. При мне они падали; разбивались стёкла, разлетались кирпичи. Так в пыли и грохоте заканчивал я этот этюд. То ли совпало так, то ли промысел такой, но я был очевидцем последних минут жизни старомосковского двора.
 ДВОР В СТАРОМОНЕТНОМ ПЕРЕУЛКЕ
От автора: Бывает, во сне возвращаешься к полузабытым местам и такая печаль тебя охватывает. Нечто подобное чувствовал я, проходя мимо двухэтажного особнячка, притаившегося за высоким забором. Виднелись только две его разновысокие, просевшие жестяные крыши, печная труба да покосившийся чердак. То что особнячок обречён на снос, было очевидно. Однажды я решился и подошёл к глухой калитке в больших воротах, что на углу Старомонетного переулка и Большого Толмачевского. Калитка была заперта и я нажал на звонок. Скрипнул засов, пожилой вахтёр спросил:
— Вам кого? — Я художник. Мне бы вот тот дом посмотреть. — Мне не велено пускать посторонних. Это охраняемая территория. — Как же мне быть? К кому обратиться? — Идите к начальству — вполне миролюбиво ответил вахтёр. И назвал мне адрес. На следующий день я прихватил несколько статей о себе и отправился по указанному адресу. За столом в кабинете сидел военный. Подполковник в кителе. Я положил на стол статьи и изложил свою просьбу. Видимо, подполковник впервые столкнулся с подобной просьбой. Статьи он даже не тронул, но кивнул мне, как бы понимания меня, и поднял телефонную трубку. — Егорыч, тут у меня художник с визитом. Ты пусти его во двор. Пусть рисует там что ему надо. Воодушевлённый, я пошёл в Старомонетный переулок. Благо тут совсем рядом. Вахтёр Егорыч открыл мне калитку.
— А, это ты. — отозвался он по-свойски — Заходи. Я вошёл во двор, огляделся и присмотрелся к особнячку. Обшарпанный и облинявший, весь в розовых и сиреневых потёках, выглядел он беспомощно. Было понятно, что дом не раз перекрашивали. Но последний раз очень давно. Рядом в кустах ютились две конуры, из которых тут же выскочили две собачонки и облаяли меня. Некое время спустя они гавкали уже всё реже, смирясь с тем, что я тоже как бы атрибут их двора. А потом и вовсе утихомирились и упрятались по своим конурам.
Егорыч мой этюд одобрил. Особенно ему понравилось, что его вахтёрку я тоже изобразил.
 АРКА В ПЕЧАТНИКОВОМ ПЕРЕУЛКЕ
От автора: День выдался прекрасный. Всё вокруг млело под солнцем. Ворковали голуби, чирикали кусты. Редко кто проходил мимо. А потому что воскресенье и притом середина лета.
Я не спеша разобрал этюдник, выдавил на палитру краски. Передо мною уголок старой Москвы, замкнутое тихое пространство, удалённое от шумных магистралей и всяческой суеты. В тот день ничто не предвещало погодных перемен, и потому я писал этот уголок с умиротворением, внутренне радуясь самому процессу письма. Особенно умилял меня чердачок над аркой и полураспахнутые дверцы в нём. В какой-то момент я почувствовал чьё-то присутствие. Огляделся. Поодаль стоял старичок с тросточкой.
Я непроизвольно кивнул ему. Он ответил тем же и шаркающей походкой подошёл поближе. Васильковыми слезящимися глазами оглядел меня и этюдник, благодушно улыбнулся.
— Значит, пишите старую Москву? — спросил он одобрительным тоном.
–– Да вот пишу... — Хорошо! Это хорошо.... Её всё меньше и меньше.
Мы разговорились. Старичок оказался старожилом. Много чего поведал он мне из местного фольклора. Но за давностью лет я всё напрочь позабыл. На день сегодняшний, то, что я тогда изобразил на своём этюде очень изменилось. Подвальчик, что на картине слева теперь обшит пластиком, а чердачок над аркой и вовсе заштукатурили. Да и сама атмосфера вокруг какая-то уже не та.
 ДОМ, ЗАРОСШИЙ ПЛЮЩОМ
От автора: Пленэрные работы случаются по-разному. Бывает, мотаешься по городу со своими житейскими проблемами и вдруг видишь дворик или арку, мимо которых вроде бы ходил и раньше, но не замечал. А вот в этот миг твоё внутреннее состояние совпало с внешним видом будущего этюда. И ты чётко понимаешь, как нужно перенести это внешнее на холст. А бывает по-другому: отправляешься ты на этюды не на конкретное место, а в поисках своего мотива, пребываешь как бы в свободном полёте. Так было и в этот раз. Исходил всю Пречистенку и всю Остоженку вдоль и поперёк, но так и не встретил своего дворика. День был уже на исходе, солнце скрылось. И, вдруг (такое всегда случается вдруг) вышел я на этот дом. И сразу понял: это то, что надо. Поставил этюдник и принялся за работу. Только успел сделать подмалёвок, а тут и окно в доме засветилось. Как же кстати! Значит, вовремя я с этим домом встретился.
 ДВОР НА ПЯТНИЦКОЙ
От автора: В нашей жизни стихов всё меньше, а прозы всё больше. Как-то на «этюдах» пишу городской мотив. Ребёнок лет 10-ти интересуется: «А Вы это на продажу?». Стало мне тут печально и вспомнилось из Экзюпери: «Какие странные взрослые... Проходя мимо дома, они спорят о том, сколько франков стоит этот дом. И почему-то совсем не замечают, какая чудесная герань на этом подоконнике». Писал я в тот день дома на Большой Ордынке. Двор этот проходной, в глубине. И ходят тут по большей части местные. Туристы сюда не заглядывают. Проникся я этим местом, духом его пропитался. И уже заканчивал свою работу, как вдруг услышал за спиной опять детский голосок. Но, то был другой голосок: «Дядя, а вы ворону не нарисовали». Смотрю - точно: на антенне сидит ворона, словно позирует. Обрадовался я этой незатейливой детской подсказке и тут же запечатлел ворону. Оглянулся - девочка смотрит на мою картину, на ворону и робко так улыбается. И я улыбнулся ей и говорю: «Спасибо тебе за ворону». И было мне в тот момент радостно не только потому, что этюд удался.
 «ПРОЩАЙТЕ ГОЛУБИ»
От автора: Шёл я как-то по Цветному бульвару в сторону Самотёки и, не доходя до бывшей редакции "Литературной газеты", свернул в арку, которую раньше проскакивал, не замечая. Вошёл во двор, а там ещё одна арка. Сквозь неё прошёл я словно через некий портал. Потому, что буквально очутился в советском застойном пространстве. Во дворе, пропитанном соляркой валялись ржавые бочки, мотки проволоки, деревянная тара из-под бутылок, Посредине стояло что-то вроде наковальни. Обшарпанные стены и чахлая трава пахли семидесятыми. День был солнечный — самое время для этюда. Благо, мастерская моя рядом, на Трубной. Не теряя времени, вернулся я сюда с этюдником и холстом. Встретился мне тут румяный жизнерадостный старичок. Был он при этом дворе чем-то вроде техника - смотрителя. Познакомились мы, звали его Соломонович. Понимая, что он хозяин этого двора, что он при деле и очень дорожит своим статусом, сказал я ему, что двор мне нравится и хотелось бы его увековечить. Соломонович был весьма польщён, с уважением посмотрел на мой этюдник и тут же позвал двух рабочих. Те, по его указаниям поднялись по лестнице на крышу пристройки, откуда сбросили старые ветки и прочий хлам. А потом тщательно подмели двор. Я поблагодарил Соломоновича, взобрался с этюдником на крышу, откуда и написал этот этюд. И кошка по жестяной крыше ходила. И голуби в небе парили.  ДВОР В ГУСЯТНИКОВОМ ПЕРЕУЛКЕ
От автора: Впервые этот двор я увидел в каком-то телевизионном репортаже. Абсолютно урбанистический голый двор — без деревьев, кустов и даже без травы; позеленевшие от сырости цоколи стен, непонятно для чего предназначенные постройки. И посреди этого несуразного двора огромная лужа. В общем, совершенно тоскливый двор. Да и ютился он в переулке с не самым оптимистическим названием — Большевистский. Тем не менее чем-то он меня поманил.
На следующее утро пришёл я туда с этюдником. Но неожиданно заморосил дождь и, пришлось писать двор (вернее, его фрагмент) из-под арки. Редкие прохожие недоумевали: зачем этот чудак лужу рисует? Но я то знал, что когда лужа "оживёт" на полотне, то она "осветлит" тёмное пространство двора. В ней зеркально отразятся постройки, окно с занавеской, свод арки и ещё то, что не видно с тротуара. Когда я завершал этюд, мне показалось, что прохожим картина с лужей уже нравится. И нравится больше, чем сама реальность в этом дворе. Кстати, в том же 1993 году переулку "Большевистский" вернули его историческое название — "Гусятников". Но на реальность это никак не повлияло.  ПАДАЕТ СНЕГ
От автора: На одной из моих выставок ко мне обратился иностранец. Он плохо владел русским, а я ещё хуже английским. Но как-то мы обошлись без переводчика.
Он оказался американцем. Американец желал заказать мне картину, которая отображала бы те места, где проживал он в Москве. У него заканчивался контракт, и ему предстояло возвращение в Америку. А жил он в столице в небезызвестном доме на набережной. Мы условились о месте встречи, и в урочный час я подъехал. Американец выгуливал своего добермана, и мы не спеша пошли дворами по памятным ему местам. Так уж сложилось в моей творческой практике, что я не фотографирую нужные мне объекты, а делаю с них наброски в блокнот. По моему разумению, этим я уже начинаю предварительную работу над будущей картиной. И ещё, как правило, не беру задаток, чтобы чувствовать себя в работе свободно и раскованно. Так и в этот раз — мы договорились с американцем, что я напишу пару этюдов, а он выберет из них тот, который ему ближе. Зимние этюды я пишу редко. Потому что ещё в армии я обморозил пальцы, и теперь даже осенью они мёрзнут и немеют. Поэтому на зимний этюд я беру с собой термос с кофе и коньяком, чтобы на холоде можно было согреться. За два сеанса я написал два этюда во дворах Берсеневской набережной. Сейчас эти строения давно снесены и на этом месте возведён Патриарший мост. Я позвонил американцу и сообщил, что его заказ готов. Он пригласил меня в гости с женой. И, разумеется, с этюдами. Мы познакомились ближе. Американца звали Джон. Имени жены его я не помню. Мы сидели вчетвером за столом, беседовали и пили сухое красное вино. Вдруг в дверь позвонили. Хозяйка открыла. На пороге стоял их сын — молодой балбес с разноцветным ирокезом. — Вот, смотрите, какой петух! — с явной досадой сказал Джон. Я ответил, что понимаю его, так как моей дочери тоже семнадцать. Из дальнейшего разговора выяснилось, что мы с американцами почти ровесники. Джон, как оказалось, в молодые годы был военным лётчиком и воевал во Вьетнаме. Как сам он выразился: "участвовал в военной кампании". А я в те же времена служил в группе советских войск в Германии зенитчиком. — Хорошо, что мы с вами участвовали в разных кампаниях — сказал американец. — Ес, ес! — отвечал я — Если бы в одной кампании, то мы могли бы сегодня и не встретиться. — Ес, ес! — закивал Джон — Один бомбил. Другой сбивал самолёт. Один, другой мог погибнуть! — Я рад, что этого не случилось, — сказал я. Мы встали и пожали друг другу руки. Джон довёз меня с женой на своей машине до метро. — Гуд бай, Джон! — попрощался я. — До свидания, Владимир! — отвечал он. На том мы и расстались. Джон не торговался и купил оба моих этюда.  МАРФО-МАРИИНСКАЯ ОБИТЕЛЬ
От автора: Здесь, на этюде всего лишь фрагмент Марфо - Мариинской обители. С тех пор, когда я писал это, там многое изменилось. Скажу по - совести, что когда я изображал эти осколки старины, то мало что знал об истории самой обители. Это уже, потом я прочёл в интернете о Елизавете Фёдоровне и о её трагической судьбе во славу христианства. А тогда меня этот светлый уголок просто зацепил. Уверен, что есть нечто свыше, которое ведёт тебя по судьбе. Тогда же я просто радовался тому, что я делаю. И я благодарен судьбе, что я всё таки запечатлел это место. Подробности тех времён, связанных с этим этюдом я уже совершенно не помню. но одно, очень важное событие я никогда не забуду. Уже завершался мой этюд, когда это случилось. Ко мне приблизилась процессия женщин в чёрном. Это были монашки. Предполагаю, что происходил ритуал или по случаю, или по дате. А тут я подвернулся на территории обители со своим этюдником. Пожилая монахиня (думаю, что это была настоятельница обители) взглянула на мой этюд и сказала: — Какая красота! Вы это обязательно сохраните. — и она окропила меня святой водой. |
 |
.jpg) Владимир Парошин в Телеграм:
    |
 |
 |
 |
|
 |
|
 |
|
 |
|
 |
|
 |
|
 |
Персональный сайт Владимира Парошина