Путевые заметки шабашника. История первая

В  незапамятные  советские  времена  добывал  я  на  хлеб  насущный  оформиловкой.  Сие  небрежное  слово  у  художественной  братии  дословно  означало – оформление  наглядной  агитации. В  колхозах  и  совхозах  Тюменской  области  уже  давно  заржавели  и  истлели  мои  рукотворные  соцобязательства,  пятилетние  планы  хозяйств  и  моральные  кодексы  строителя  коммунизма.  Если  что  и  сохранилось  с  тех  пор,  то  возможно,  мозаики  и  росписи  в  сельских  клубах  и  школах  -  творения  художественно-сомнительные,  главное  же  -  аполитичные  и,  посему  безобидные  для  цензуры  всех  времён. Поскольку  был  я  молод  и  в  моём  жизненном  кредо  причудливо  переплелись  в  подсознании  десять  заповедей  и  моральный  кодекс  строителя,  то  немало  забавных  историй  и  казусов  случалось  на  моей  оформительской  стезе.

Дело  было  в  конце  семидесятых.  Подвизался  я  в  селе  Боровое  Ишимского  района   выполнить  наглядную  агитацию  -  дюжину  полутораметровых  щитов,  обитых  жестью  и  загрунтованных  малярной  краской  с  туземным  названием  «слоновая  кость».  На  главном  щите  -  Владимир  Ильич  и  текст:  «Верной  дорогой  идёте,  товарищи». На щитах  прочих  -  пшеница  (сколько  собрать),  молоко  (сколько  надоить),  шерсть,  мясо,  яйца  и  прочее.

«Мы,  нижеподписавшиеся»  заключили  договор,  и  я  немедля  принялся  за  работу.

Работал  я  в  клубе,  там  же  и  ночевал  на  стульях.  Работал  я  как  истовый  трудоголик,  но  когда  начинало  рябить  в  глазах  от  букв  и  цифр,  то  откладывал  кисти,  брал  кий  и  катал  шары. В  любом  сельском  клубе  на  почётном  месте  среди  окурков  и  подсолнечной  шелухи  -  бильярд.  Это  -  святое.     Худо – бедно, свой  намеченный  план  я  перевыполнил  и  вместо  трёх  недель  управился  за  две.  С  этой  новостью  и  поспешил  я  в  начале  трудового  дня  в  кабинет  директора  совхоза.  Коренастый,  кряжистый  директор  встретил  меня  весьма  сдержанно.  Надо  заметить,  что  намедни  он  заходил  ко  мне  в  клуб.

 

Поговорили  ни  о  чём   и,  вероятно  не  понял  я  намёков,  что  заработал  я  неприлично  много  для  одного.  Это  уже  потом,  после  событий  описных  здесь,  вспоминал  я  наш  с  ним  разговор  и  в  очередной  раз  убеждался,  насколько  я  неисправимо  наивен.  А  тогда  в  кабинете   я  никак  не  мог  уразуметь,  зачем  он  втолковывает  мне  как  непросто  ему  вести  совхозное  хозяйство.

 

- У  вас  своя  работа,  у  меня  своя  -  сказал  я,  независимый  и  прямой  как  рельс. 
Ответ  мой  окончательно  вывел  его  из  себя.  Во  всём  есть  свой  непреложный  порядок.  Существует  совхоз,  во  главе  которого  директор,  далее -  парторг,  экономист,  агроном,  далее – бригадиры,  механизаторы,  доярки  и  прочий  трудовой  люд.  Я  в  эту  иерархию  не  вписывался   никак.
- Короче  так -  говорит  он  -  пока  не  будет  под  моими  окнами  соцобязательств,  я  вас  не  рассчитаю. 
 -Но  ведь  в  договоре  нет  монтажа  соцобязательств.   И  потом  -  у  меня  взяты  билеты  на  завтрашнее  утро  до  Тюмени,  а  оттуда  на  самолёт  до  Ленинграда.
Не  помню,  что  он  ответил.  Вероятнее  всего,  он  сказал,   что  это  мои  проблемы.
- Хорошо,  - завёлся  я  -  у  меня  осталось  полведра  краски  и  я  замалюю  все  эти  щиты.
- Ну  что  же,  я  вызываю  милицию – и  он  поднял  трубку  телефона.
- Вызывайте  хоть  целый  отряд  милиции.  Я  накрасил,  я  и  закрашу.    С  этим  намерением  я  и  отправился  в  клуб,  что  был  через  дорогу.

Шел  я  весь  внутренне  взлохмаченный  и  неукротимый.  Рядом  семенил  парторг,  который  присутствовал  при  этом  диалоге  и   безуспешно  пытался  вставить  примирительные  реплики.  Человек,  как  после  выяснилось,  душевный  и  отзывчивый.  А  в  этот  момент  он  оказался  чем-то  вроде  громоотвода.
Обгоняя  нас,  несколько  женщин  устремились  в  сторону  клуба.  Это  директор  мобилизовал  бухгалтеров  и  кассиров  переносить  щиты  в  правление.  
А  парторг  всё - таки  убедил  меня   делать  монтаж.  Да  и  сам  я  как-то  остервенело  повеселел  -  сделаю!

Выдали  аванс  под  это  дело.  Отправили  машину  за  цементом,  за  щебёнкой.  Машину  за  арматурой. Нашли  двух  мужиков  ямы  копать  и  опалубок  заготовить.  Сложнее  было  со  сварщиком,  поскольку  на  работе  и,  поможет  только  вечером.  Вечером  и  начались  основные  сварочные  работы.

Заканчивали  мы  монтаж  под  утро  при  свете  машинных  фар,  под  кукареки  петухов,  под  мычание  коров,  сгоняемых  в  стадо.  Утренняя  трапеза  в  клубе  -  водка,  килька  и  колбасный  сыр.

В  7час.  утра  получил  зарплату  вне  очереди - вся  деревня  знала,  что  я  опаздываю  на  поезд.  Потом  парторг  привёз  меня  на  своей  машине  к  моей  заплаканной  жене  и  успокаивал  её,  пока  я  смывал  с  себя  пыль  под  рукомойником  и  собирал  чемодан.  Потом  мы  неслись  на  вокзал,  опаздывая  на  поезд,  но  поезд  сам  опоздал  на  два  часа.  Уже  в  Тюмени  в  связи  с  задержкой  поезда  мы  опаздывали  на  самолёт.  Схватили  такси,  домчались  и,  к  турникету.  А  там  говорят:  «Что  Вы  волнуетесь?  Рейс  откладывается  на  два  часа».  Но  не  эта  череда  удачных  совпадений  запомнилась  мне  более  всего. 

За  давностью  времени  не  помню  я  ни  лиц,  ни  имён  тех  5-6  людей,  с  которыми  я  провёл  ту  ночную  вахту.  Я  брал  аванс,  чтобы  рассчитаться с  ними  за  работу.  И  все  отказались  и  не  взяли  деньги.

Возможно  ли  такое  в  наши  дни?

 

 

Владимир Парошин  2009 г.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

---

Владимир Парошин

---

 

 

 

  

 

 

---