Опубликованы комментарии к написанию работ "По Яузе", "Старый дом в Малом Колобовском переулке" и "Осколки старины". Перейти...
Опубликованы комментарии к написанию работ "Октябрь" и "Осенний свет". Перейти...
Опубликованы комментарии к написанию работ "Московский дом" и "На исходе дня". Перейти...
В архивах газеты «Труд» обнаружена статья. 20 лет спустя возвращаем утраченное. Текст статьи...
Вчера пересмотрел наш культовый фильм «Семнадцать мгновений весны». Рекомендую всем.
Тут как-то мой приятель нашёл в интернете программу "Искусственный интеллект". Вот что из этого получилось. Перейти...
Путевые заметки шабашника. История первая
В незапамятные советские времена добывал я на хлеб насущный оформиловкой. Сие небрежное слово у художественной братии дословно означало – оформление наглядной агитации. В колхозах и совхозах Тюменской области уже давно заржавели и истлели мои рукотворные соцобязательства, пятилетние планы хозяйств и моральные кодексы строителя коммунизма. Если что и сохранилось с тех пор, то возможно, мозаики и росписи в сельских клубах и школах - творения художественно-сомнительные, главное же - аполитичные и, посему безобидные для цензуры всех времён. Поскольку был я молод и в моём жизненном кредо причудливо переплелись в подсознании десять заповедей и моральный кодекс строителя, то немало забавных историй и казусов случалось на моей оформительской стезе.
Дело было в конце семидесятых. Подвизался я в селе Боровое Ишимского района выполнить наглядную агитацию - дюжину полутораметровых щитов, обитых жестью и загрунтованных малярной краской с туземным названием «слоновая кость». На главном щите - Владимир Ильич и текст: «Верной дорогой идёте, товарищи». На щитах прочих - пшеница (сколько собрать), молоко (сколько надоить), шерсть, мясо, яйца и прочее.
«Мы, нижеподписавшиеся» заключили договор, и я немедля принялся за работу.
Работал я в клубе, там же и ночевал на стульях. Работал я как истовый трудоголик, но когда начинало рябить в глазах от букв и цифр, то откладывал кисти, брал кий и катал шары. В любом сельском клубе на почётном месте среди окурков и подсолнечной шелухи - бильярд. Это - святое. Худо – бедно, свой намеченный план я перевыполнил и вместо трёх недель управился за две. С этой новостью и поспешил я в начале трудового дня в кабинет директора совхоза. Коренастый, кряжистый директор встретил меня весьма сдержанно. Надо заметить, что намедни он заходил ко мне в клуб.
Поговорили ни о чём и, вероятно не понял я намёков, что заработал я неприлично много для одного. Это уже потом, после событий описных здесь, вспоминал я наш с ним разговор и в очередной раз убеждался, насколько я неисправимо наивен. А тогда в кабинете я никак не мог уразуметь, зачем он втолковывает мне как непросто ему вести совхозное хозяйство.
- У вас своя работа, у меня своя - сказал я, независимый и прямой как рельс.
Ответ мой окончательно вывел его из себя. Во всём есть свой непреложный порядок. Существует совхоз, во главе которого директор, далее - парторг, экономист, агроном, далее – бригадиры, механизаторы, доярки и прочий трудовой люд. Я в эту иерархию не вписывался никак.
- Короче так - говорит он - пока не будет под моими окнами соцобязательств, я вас не рассчитаю.
-Но ведь в договоре нет монтажа соцобязательств. И потом - у меня взяты билеты на завтрашнее утро до Тюмени, а оттуда на самолёт до Ленинграда.
Не помню, что он ответил. Вероятнее всего, он сказал, что это мои проблемы.
- Хорошо, - завёлся я - у меня осталось полведра краски и я замалюю все эти щиты.
- Ну что же, я вызываю милицию – и он поднял трубку телефона.
- Вызывайте хоть целый отряд милиции. Я накрасил, я и закрашу. С этим намерением я и отправился в клуб, что был через дорогу.
Шел я весь внутренне взлохмаченный и неукротимый. Рядом семенил парторг, который присутствовал при этом диалоге и безуспешно пытался вставить примирительные реплики. Человек, как после выяснилось, душевный и отзывчивый. А в этот момент он оказался чем-то вроде громоотвода.
Обгоняя нас, несколько женщин устремились в сторону клуба. Это директор мобилизовал бухгалтеров и кассиров переносить щиты в правление.
А парторг всё - таки убедил меня делать монтаж. Да и сам я как-то остервенело повеселел - сделаю!
Выдали аванс под это дело. Отправили машину за цементом, за щебёнкой. Машину за арматурой. Нашли двух мужиков ямы копать и опалубок заготовить. Сложнее было со сварщиком, поскольку на работе и, поможет только вечером. Вечером и начались основные сварочные работы.
Заканчивали мы монтаж под утро при свете машинных фар, под кукареки петухов, под мычание коров, сгоняемых в стадо. Утренняя трапеза в клубе - водка, килька и колбасный сыр.
В 7час. утра получил зарплату вне очереди - вся деревня знала, что я опаздываю на поезд. Потом парторг привёз меня на своей машине к моей заплаканной жене и успокаивал её, пока я смывал с себя пыль под рукомойником и собирал чемодан. Потом мы неслись на вокзал, опаздывая на поезд, но поезд сам опоздал на два часа. Уже в Тюмени в связи с задержкой поезда мы опаздывали на самолёт. Схватили такси, домчались и, к турникету. А там говорят: «Что Вы волнуетесь? Рейс откладывается на два часа». Но не эта череда удачных совпадений запомнилась мне более всего.
За давностью времени не помню я ни лиц, ни имён тех 5-6 людей, с которыми я провёл ту ночную вахту. Я брал аванс, чтобы рассчитаться с ними за работу. И все отказались и не взяли деньги.